К. проснулся в своей тесной пражской каморке от тяжелого, душного, липкого сновидения. Всего лишь мгновение назад на его груди сидело маленькое отвратительное существо с картины Фюсли, вероломно сдавливающее горло и не дававшее закричать. Но как только К. удалось выдавить из себя отчаянный вопль, бес пропал и царство кошмара подошло к концу. К. приподнялся с кровати, отер дрожащей рукой пот со лба, окинул комнату взглядом и, убедившись в реальности окружающих его предметов, принялся вспоминать, что ему снилось.

В первом сновидении К. был римским примпилом, стоявшим посреди окутанного дымом храма. В темноте жертвенного зала К. мог различить силуэт не то жреца, носущего дар к жертвенному пламени и бормочущего себе под нос заклинания, не то бородатого демона Оркуса, издевательски подсмеивающегося над К.

Во втором сновидении К. вновь пережил ощущение России 1913 года. Тайные общества и поэзия футуризма, антропософия и «Петербург» Белого, преддверие русской революции и атомное ядро: то было время, обещавшее долгожданные перемены и в то же время пугающее их неминуемостью. К. не снилось ничего конкретного. Или, по крайней мере, он совсем про это не помнил. Но само чувство, вызванное этим временем, было самым ярким о нем воспоминанием.

Сквозь второй сон проступали осколики следующего видения, которые получилось собрать в одну мозаику только проснувшись. К. причудилась сцена, некогда пережитая им на поле Первой Мировой. Гора окровавленных тел мёртвых солдат, окутанная чёрным пламенем, от которого к небесам поднимался сизый едкий дым, и остатки разбитого боевого полка, среди которых был и сам К. Он хорошо помнил, что в тот момент его пугала бессмысленность жертвы. Когда он поднял глаза к небу, проплывающее над костром облако показалось ему ликом Перуна, вдыхающего через свои огромные ноздри благовония от подношений, после чего всё случившееся внезапно обрело для К. смысл.

От третьего сна К. проснулся в больничной палате. Стены её были покрыты желтыми разводами и сочащимися влагой трещинами, окна были закрыты стальными решетками, а из-за массивной двери раздавалось гудение чайника и нечленораздельные перекрикивая больных. Уже через мгновение К. очутился среди тяжелых сугробов и бездонной пустоты холодной русской ночи. Он стоял на коленях, держа за руку остекленевшую от холода рыжекурую девушку, одетую в старый солдатский ватник и грубо сделанные валенки, а издалека до него долетал лай собак и хриплый крик старого врача: — «Держи их, держи!»

И вот, в тот момент, когда разъяренный пёс уже должен был кинуться на К., он ощутил себя в ледяной воде Кандалакшского залива. Ему было пять лет и вместе с отцом он плыл на торговом судне в Кереть, за лесом. Начался дождь и, не удержавшись на скользкой палубе, К. упал в черную воду Белого моря. Плотная жидкость сомкнулась над его головой, и К. медленно пошел ко дну. Над его головой показалась отцовская рука, но сил дотянуться до нее не хватало, от чего морское дно только сильнее ухватило К. за ногу и потянуло к себе.